Выживальщик. На островах - Константин Воронин

Я машинально сглотнул слюну. Девушки и так были внешне довольно привлекательными, а теперь… Наташа поднялась с чурбачка:

– Пойдём, полью. Мы тебе два ведра оставили. Ты же весь потный. Вёдра поближе к костру перенесли. Тут хоть кое-что видно. Нет, джинсы тоже снимай. Хочешь сказать, что ноги у тебя не потели? А между ног, ниже пояса?

– Развратница, – вздохнул я, но трусы снял, повернувшись к костру спиной.

– Какая попка белая, – восхитилась Наталья.

– А можно и я полью? В два ковшика лучше, – подскочила Лариса.

– Сиди, малолетка, грей ужин, – тоном собственницы осадила её старшая.

На ужин повариха, не мудрствуя, разогрела макароны по-флотски, оставшиеся от обеда. Мы подчистили всё, без остатка. А чаёк с дымком от костра, как всегда, бесподобен. В приложение к дымящейся в кружке янтарной жидкости, сигарета, заслуженная непосильными трудами. Девчонкам достаётся пачка печенья и плитка шоколада на двоих.

– Ларисёночек, давай ты на ночь переберёшься в Володину палатку, а он будет спать со мной, – изрекает в полной тишине Наталья, разрушая молчаливое очарование вечерних посиделок у костра. И снова воцаряется тишина. Сделав глоток ещё не остывшего чая, затягиваюсь сигаретным дымом. Слышу, как хрустит печеньем Лариса. Наташа – не Вера Холодная и не Грета Гарбо. Паузу она держать не умеет.

– Вы, что, воды в рот набрали?

– Наташенька, я же утром объяснял тебе…

Так как в голосе моём звучала смесь растерянности и неуверенности, Лариса вмешалась:

– Наташ, ты же видишь, что мы ещё и не обустроились толком, Вова пашет, как вол. А тебе срочно медовый месяц потребовался. Раньше свадьбы играли только после уборки урожая.

– Я люблю его! – голос дрожит.

– Если любишь, потерпишь. Я ведь терплю… – голос тоже дрожащий. И не поймёшь, кто из них старшая, а кто – младшая.

– А ты-то тут причём?

– А при том… – истерики и всхлипываний не было, но слёзы по щекам покатились. Тихо, молча плакала.

Наташа подскочила к ней сзади, встала на колени у Ларисы за спиной и обняла её. Потом стала ладошкой вытирать ей слёзы. Я выбросил окурок в костёр и полез в пачку за следующей сигаретой. Ну, что тут скажешь? Через пару минут, когда Наташа вернулась на свой чурбачок, промолвил тихо, поднимаясь на ноги:

– Костёр пусть прогорит до конца. Золу я утром на удобрение пущу. Так что ты, Лариса, завтрак на газовой плитке готовь.

Она покивала головой и шмыгнула носом.

– Устал я. Спать пойду. Спокойной ночи, девочки.

Наклонился к Наташе, поцеловал её в губы, и она ответила на мой поцелуй. Повернулся к Ларисе и, нагнувшись, увидел горестный взгляд. Коснулся губами пухлых горячих губ. Горе в глазах сменилось радостным сиянием.

Мышцы ноют. Когда же я втянусь в этот нелёгкий ежедневный физический труд?! Спать, спать, спать…

Утром сладко потягиваюсь, до хруста в костях. На четвереньках, нехотя, ползу к свету. Палатка не застёгнута, ввиду отсутствия летающей нечисти. В щель выхода из палатки вижу Ларису. Она сидит на чурбачке возле газовой плиты. И мнёт свои груди прямо через футболку. Слышу её гневный шёпот:

– Давайте, растите! Ну, растите же!

Смеяться или плакать? С шумом вылезаю из палатки, делая вид, что ничего не видел. Иду умываться. Со вчерашнего дня осталась вода в ведре. Лариса поливает мне из ковшика, терпеливо ждёт, пока почищу зубы. Протягивает чистое полотенце. Вытерев лицо, целую девушку в тугую щёчку. Лариса отрицательно мотает головой и показывает пальцем на свои губы. Погрозив ей кулаком, выполняю немую просьбу. В глазах девчонки лукавство:

– Пока Наташка спит, – шепчет она и тоже чмокает меня в губы. И вприпрыжку бежит к плите, где на сковороде что-то шкворчит.

Получаю кружку с чёрным кофе и тарелку с омлетом из яичного порошка. На второй тарелке лежат оладьи, политые сгущёнкой. Вкусно и сытно.

– Добавки хочешь? – шепчет Лариса.

– Нет, наелся, спасибо.

– Спасибо к губам не приложишь.

– Ты – маленькая нахалка.

– Хорошо, завтра утром будут галеты с макаронами.

– Ещё и маленькая шантажистка.

– Не такая уж и маленькая, – шепчет она, – ну-ка, встань-ка.

Выпрямляюсь в полный рост. Лариса подходит вплотную и сомкнув руки у меня на поясе, прижимается ко мне всем телом. Явственно ощущаю тугие бугорки её грудей, которые не такие уж и крошечные. Макушка её достаёт мне до носа. Она поднимает лицо кверху:

– Ну, и где твоё спасибо? – губы чуть приоткрываются в ожидании. Это уже не просто касание губами, а настоящий полноценный поцелуй. Лариса делает шаг назад.

– Маленькая, говоришь? – пальчик чуть касается моих джинсов ниже пояса. Я же не железобетонный. Живой мужик. Естественно, прореагировал.

– Оладьи сгорят, – шепчу Ларисе, и она бросается к плите. Пара оладий чуть пригорела.

– Все горелки – повару, – вздыхает Лариса, – но оно того стоило, – и показывает мне язык.

Допив кофе и выкурив первую утреннюю сигарету, начинаю таскать золу в огород. Затем разжигаю новый костёр. Привыкли мы уже как-то к пламени костра и к дымку. Приношу воды из родника, все двенадцать вёдер полнёхоньки. Парочку вёдер вешаю над костром, чтобы была горячая вода. В это время из палатки вылезает Наталья.

– А вот и наша принцесса изволила проснуться, – в голосе Ларисы ни злобы, ни осуждения. Она уже закончила готовку и сидит у костра. С лица её не сходит радостная улыбка. Снимаю с костра одно ведро с водой, вешаю другое. Беру грабли и направляюсь в огород. Лариса Наталье умыться поможет и завтраком накормит.

До обеда я успеваю подготовить землю к посадке, разбить грядки и посадить картошку. Лук, редиску, чеснок, морковь и свёклу будут сажать девчонки. Все мы истинные горожане, тяги к земле ни у кого из троих нет. Делаем всё исходя из теории. Посмотрим, что вырастет.

Пообедав гороховым супом и гречневой кашей с тушёнкой, начинаю мастерить из полипропиленовых труб разного диаметра водопровод и водосток. Сто миллиметровые толстые трубы пилю ножовкой вдоль, чтобы получились желоба. Очень неудобно пилить, но терпение и труд всё перетирают. Из деревянных рогаток делаю подставки для труб. Заодно, заготавливая рогатки, пилю дрова для костра. Ещё с полканистры бензина есть. Потом придётся бензопилу оставить и пилить дрова вручную.

Девчонки, закончив посадку овощей, принимаются потихоньку таскать от скал камни. Выбирая из них плоские, выкладываю площадку, чтобы ставить вёдра, набирая воду. Теперь не надо выходить за водой за ограду.

Вечером, усталые, но довольные своими трудами, сидим у костра. Едим кашу с тушёнкой, на этот раз рисовую. Когда перед сном целую Ларису, Наташа грозит мне пальцем, но ничего не говорит. Только при поцелуе тихо шепчет:

– Полигамный ты наш, – и улыбается. Значит, одобрение на отношения с Ларисой получено.

Следующие два дня проходят под девизом: «Ванны». С утра, позавтракав, отправляюсь к дому. Ломом выковыриваю свою ванну и хорошо сохранившуюся ванну из соседней квартиры. С грохотом стаскиваю ванну по ступенькам подъезда. Привязав её кверху дном на тележку, волоку до нашей поляны. После обеда, заготавливая дрова, выкорчёвываю три огромных пня, подтаскиваю и устанавливаю их у костра. Теперь можно сидеть с удобствами, это не чурбачки, а полноценные сиденья. Кострище хорошо обложил камнями, которых девчонки натаскали огромную кучу.

На второй день устанавливаю обе ванны, вкопав их ножки в землю и сделав ямки для слива воды. Нагреваю воды на костре. Наполняю ванны горячей водой.

– Дамы, пожалуйте принимать ванну, – обращаюсь к девушкам. С радостными воплями они бегут за чистым бельём и полотенцами. Я продолжаю греть воду. Наташа с Ларисой вдвоём залезают в одну ванну, моются и переходят во вторую, ополоснуться чистой водой. Подтаскиваю к ванне вёдра, чтобы девчонки могли ковшиками полить друг дружке вместо душа. Совершенно не стесняясь меня, обе встают в ванне.

– Вова, ты-то будешь мыться? – спрашивает Лариса и хихикает, – а то залезай к нам.

Отворачиваюсь от душераздирающего зрелища, иду к костру. До чего же хороши, прекрасны и соблазнительны! Вот сидят у костра с сияющими чистотой лицами. Я курю и любуюсь ими. Они видят это и обе ласково мне улыбаются. Эдакая вечерняя идиллия.

Глава VII. Прибавление в семействе

В огороде проклюнулись первые ростки. Наташа занимается поливом и прополкой. На Ларисе по-прежнему готовка еды. А я таскаю из квартиры пакеты, мешки и коробки. По две ходки за день. Крупы, тушёнка, мука, сахар, концентрированное молоко, овощные консервы. Комната с провизией в квартире потихоньку пустеет. Зато на поляне армейская десятиместная палатка заполняется провиантом.

Пока выношу продукты в тележку, у подъезда её сторожит Алексеич, не расстающийся с «Макаровым». После погрузки садимся с ним на лавочку, закуриваем и делимся новостями. Жизнь у стариков в их «пенсионерской коммуне» потихоньку тоже налаживается. Они все перебрались жить на одну лестничную площадку. Вовсю огородничают, расширяя посевную площадь. Остальное население дома балбесничает.